Текст статьи
Появление образа Федры в поэзии М. И. Цветаевой связано с возникновением у нее замысла сначала драматической дилогии, а впоследствии трилогии «Гнев Афродиты», которая раскрывает трагедию Тезея и трех его возлюбленных: Ариадны, Федры и Елены (некоторые исследователи полагают, что наоборот, обращение в лирике к этим образам послужило толчком к написанию драматических произведений). Но поскольку многие из этих стихотворений представляют собой монолог или диалог, а также были созданы уже в ходе работы над первой частью трилогии, то мы склоняемся к тому, что эти произведения появились в процессе работы над драмами. Почти все ниже представленные произведения относятся к 1923 году. Вяч. Иванов утверждает, что, вероятно, Цветаева «начала встраивать миф Федры в свою жизнь» [4, 248] в период 1920-1924 гг.
Заметим, что не только образ Федры интересует в это время Цветаеву. Вместе с ним она начинает активно использовать в своём творчестве другую героиню цикла мифов о Тезее – Ариадну, что, по нашему мнению, происходит далеко не случайно. Между образами Федры и Ариадны прослеживается тесная связь, которую Цветаева подчёркивает. Так, у Цветаевой образы Федры и Ариадны часто переплетаются: присутствуют рядом в одном стихотворении и выражают одинаковые или схожие переживания, мысли, чувства. Цветаева ни разу не упоминает их кровного родства (Федра и Ариадна были родными сёстрами), но, ставя их вместе в своих произведениях, всячески подчёркивает духовное родство героинь. Цветаева видит между ними связь гораздо более прочную, чем родственную – связь душ.
Цветаева ставит Федру, отвергнутую Ипполитом, и Ариадну, брошенную Тезеем, в один ряд в стихотворениях из цикла «Провода»: «Чтоб высказать тебе… да нет, в ряды», «Все так же, так же в морскую синь». В этих произведениях античные образы являются символами тоски по возлюбленным. Например, в стихотворении «Провода»:
"Всe плакали, и если кровь болит...
Все плакали, и если в розах - змеи"...
Но был один - у Федры - Ипполит!
Плач Ариадны - об одном Тезее! (СС2, 175).
Ни Федра, ни Ариадна, ни сама лирическая героиня не могут высказать своих чувств, ощущая своё бессилие перед ними. Даже свое тело героиня представляет как остров покинутой Ариадны, а свою кровь – водами реки страны мертвых:
Раз Наксосом мне - собственная кость!
Раз собственная кость под кожей – Стиксом! (СС2, 176).
Здесь проглядывает мотив смерти и возрождения, связанный с Ариадной и присутствующий не только в литературе, но и в музыкальном искусстве.
Также в этом цикле голос лирической героини сливается с голосом героини античных мифов:
Выше, выше, – и сли – лись
В Ариаднино: ве – ер – нись,
Обернись!.. (СС2, 175).
В этом крике героини и Ариадны «передается и гудение телеграфных проводов, и перемещение источника звука в пространстве (подобно гудку движущегося паровоза), и крик человека вслед уходящему (или мысленный крик, адресованный находящемуся вдали)» [7,216]. Мотив разлуки-смерти подкрепляется образом Эвридики, появляющемся в стихотворении:
Через насыпи – и – рвы
Эвридикино: у – у – вы… (СС2, 175).
Во втором стихотворении цикла героиня отрицает свою связь с Ариадной, как бы смиряясь со своим бессилием:
Не Ариадна я и не…
- Утрата! (СС2, 175).
Такое же сравнение героини с Федрой и Ариадной одновременно мы можем наблюдать в стихотворении «Все так же, так же в морскую синь»:
В сей зал бесплатен и неоглядн,
Глазами заспанных Ариадн
Обманутих, очесами Федр
Отвергнутых… (СС2,213)
В этих произведениях «обманутая Ариадна» и «отвергнутая Федра» изображаются в самые трагичные моменты своей жизни. Их любовь в равной степени и велика, и трагична у Цветаевой. Здесь чувства античных героинь – отражение чувств лирической героини стихотворения.
Отметим, что данный цикл посвящён Б. Пастернаку и, как отмечает А. Саакянц, «создан в самом апогее переписки поэтов» [7, 416]. Дружба между ними началась ещё в 1922 году, когда Пастернак прислал Цветаевой отзыв на её сборник «Вёрсты». Цветаева очень остро переживала невозможность увидеться со своим другом, именно поэтому стихотворения данного цикла столь пронзительны и трагичны. Лирическая героиня очень тяжело переносит разлуку: во всём окружающем она видит напоминание о герое, осознаёт, что они не смогут быть вместе. Единственное, что теперь связывает героев – телеграфные провода.
Наиболее полно образ Федры представлен в одноименном диптихе, а также присутствует в стихотворениях «Офелия – в защиту королевы», «Занавес», в цикле «Облака». Не называется, но легко угадывается образ Федры и в героине поэмы «Царь-Девица».
Впервые в поэзии Цветаевой Федра неназванно присутствует в поэме «Царь-Девица» (1920). О ней часто пишут с точки зрения сказочного, народного кода, заключенного в произведении, тем не менее, в начале поэмы легко можно угадать и федровский, античный сюжет мачехи, влюблённой в пасынка, который к ней равнодушен, что во многом напоминает нам трагедию Еврипида «Ипполит». Как у Еврипида героиня – молодая жена царя, в сына которого влюбляется, предмет же её любви к ней равнодушен. Если в последующем творчестве Цветаевой Федра полностью оправдывается, то здесь Царица-мачеха – герой-антагонист, она ассоциируется со змеёй и ночью, и всё же в Царице переплетены любовное и материнское чувство к пасынку, что подчёркивает искренность этой влюблённости. Мачеха в поэме страстная натура, любящая и страдающая женщина, которая жаждет взаимности. Однако, Царевич равнодушен к своей Мачехе. Вся её красота меркнет для него перед красотой моря. Образ моря, мотив корабельного плаванья имеет большое значение и у Еврипида и ассоциируется с несчастьями. Похожее мы видим и у Цветаевой, ведь, в финале герои так и не воссоединяются.
Сближает Ипполита и Царевича даже их увлечение конями:
Как с конницей-свяжусь-пехотой,
Когда до бабы не охочь! (СС3,1; 196).
Черты Артемиды из трагедии древнегреческого автора мы можем найти в образе самой Царь-Девицы: девушка-воин, которая связана с луной, увлекающая главного героя от мачехи.
Параллелей между «Ипполитом» Еврипида и «Царь-Девицей» Цветевой достаточно много и они показывают нам, что миф о Федре Цветаева сначала начинает использовать, ориентируясь на античных авторов.
В то же время, если Расин, который одним из первых снова обратился к этому образу после античных трагиков, смягчает образ Федры в своей трагедии, по сравнению со своими предшественниками, то Цветаева оправдывает её. Любовь Федры к пасынку Цветаева рассматривает не как преступление, а как величайшее по силе чувство, которым можно лишь восхищаться. Она просто живой человек, который не должен отказываться от своих чувств, так как любовь – это самое прекрасное, что может быть в жизни женщины, и не сама любовь, а отказ от неё должен быть расценен как преступление. Любовь – это проявление души-Псехеи, главного, что наполняет человека и определяет его.
В стихотворении «Офелия – в защиту королевы», убеждая Гамлета не осуждать королеву, Офелия сравнивает её с Федрой:
Тяжеле виновная - Федра:
О ней и поныне поют. (СС2, 171).
Таким образом, Офелия не только сама оправдывает Федру, но и говорит о том, что время уже свершило свой суд над ней, и именно поэтому Федра остаётся в памяти людей и поныне.
Офелия считает, что принц Гамлет не вправе осуждать какую-либо любовь вообще:
Принц Гамлет! Не Вашего разума дело
Судить воспаленную кровь. (СС2, 171).
Гамлет «с примесью мела и тлена» уже почти принадлежит миру мертвых, потому что отказался от любви Офелии, а королева и Федра в своей любви по-настоящему живы, более того, любовь Федры даже осталась в веках, её любовь принесла ей бессмертие. Гамлет уже не способен ни на сыновью, ни на супружескую любовь. Всё, что осталось ему – это чувство мести, которое несёт смерть не только ему, но и всему окружающему. Только одна страсть – жажда отомстить ещё держит его среди живых, в остальном он уже принадлежит миру мёртвых.
В лице Офелии и Гамлета соперничают Жизнь и Смерть. Смерть не знает, что есть любовь, чувство, она абсолютно бесстрастна, и потому даёт мёртвым такую привилегию, как абсолютная безошибочность. Офелия, в отличие от «мёртвого» Гамлета, способна понять, если не простить королеву. Она отстаивает право живых жить, а значит делать ошибки под влиянием чувств, душевных порывов, ведь не ошибаются только мёртвые. То, что Гамлет никому не даёт права на ошибку, ещё раз подчёркивает, что он отрёкся от жизни. Таким образом, преступления Федры и королевы – это акт жизни, свидетельство того, что они могут чувствовать.
То же мы находим и в изображении Федры в трагедии Еврипида. Он также признаёт за Федрой право на ошибку, но обстоятельства, судьба приводят её к гибели. Цветаева не просто сравнивает королеву-мать Шекспира и Федру, во многом она их даже отождествляет, тем самым ещё сильнее расширяя интертекстуальное поле своего стихотворения и образа Федры.
Изображая Федру, Цветаева также использует характерное для своей лирики объединение античных и христианских мотивов, которое мы обнаруживаем во втором стихотворении цикла «Облака». Все три стихотворения цикла повествуют о безудержной страсти. Первое стихотворение повествует о Луне – Артемиде, противнице брака, но и она оказывается подвержена чувствам. Результат её любви:
Перерытые – как бритвой
Взрыхленные небеса.
Рытвинами – небеса.
Битвенные небеса. (СС2, 192).
«Вдовствующая Луна» перевернула весь мир (теперь даже небеса похожи на поле битвы) в поисках любимого и от осознания его потери.
Во втором стихотворении соединились федрин плащ и бубен Иродиады. Как говорит Евангелие от Марка, Иоанн Креститель осудил брак Ирода и Иродиады, чтобы убить пророка Иродиада научила свою дочь от первого брака Соломею станцевать перед Иродом и в награду попросить голову Крестителя на блюде (Мк. 6: 17-28). Облака в форме бубна и плаща связывают мотив страсти с мотивом неба, то есть античные образы и мотивы с христианскими. Две великие страсти этих героинь сравнимы с бесконечностью неба по своей силе. Причём даже небеса не достаточно велики, чтобы вместить их страсти:
…эти иерихонским трубом
Рвущиеся небеса! (СС2, 193).
Таким образом, Цветаева снова расширяет интертекстуальное поле образа Федры, наполняя его не только античными и европейскими контекстами, но и христианскими.
Продолжается мотив безудержной страсти и в третьем стихотворении цикла, но показан он через образ ветхозаветной Юдифи. Вообще все три стихотворения рисуют картину полного подчинения всего мира страсти: и небо, и море, и марафонское поле (то есть земля) не просто поглощены страстью, страсть разрушает мир, она всеохватна и всепоглощающа. Цветаева расценивает и мифологических, и христианских, и ветхозаветных героинь не как виновниц этого разрушения, а как жертв своих чувств. Они не виноваты, что наделены одновременно и даром, и проклятием - способностью любить и чувствовать. Прежде всего настолько сильные чувства разрушают их самих.
Появляется образ Федры и в стихотворении «Занавес»:
Над ужа - ленною - Федрой
Взвился занавес - как - гриф. (СС2, 204).
Любовь – змея. Федра – отравлена любовью, она беззащитна перед окружающим её миром, потому что занавес не закрывает её, а находится над ней. Здесь снова проявляется сочувствие автора героини. Цветаева, будучи и сама очень страстной натурой, пытается всячески оправдать Федру, показывает её обычной любящей женщиной. Интересно представлены в данном стихотворении герои и пространство. Героиня – занавес, герой – сцена, окружающий мир – зрители. Таким образом, мир театр, а герои – части этого театра. «В стихотворении мир сцены, загороженный занавесом, можно понимать как поэтическое изображение скрытого «подлинного» мира, а образ зала расширяется до образа мира реального, погруженного в иллюзорность сна. Весь цветаевский театр являет собой модель всеобъемлющего космического универсума» [9,101]. Федра скрывается за занавесом и появляется, на сцене только после того, как он поднялся. Таким образом, Федра – это обнаженная ранимая душа героини. Я.И. Хабарова трактует данное стихотворение как проявление темы поэта и поэзии, бессмертия поэта в лирике Цветаевой: «Если первая строфа заканчивается стихом, характеризующим скрытое пространство за театральной завесой, сосредоточенность лирической героини на герое трагедии и, соответственно, на своем внутреннем мире (Сцена — ты, занавес я), то заканчивается произведение мотивом разрастания пространства, его развертывания и концентрацией на всех «зрителях»: «Зала жизнь, занавес — я». В 1 строфе «нету тайны у занавеса от сцены», а в финале «нету тайны у занавеса — от зала». Внимание героини-поэта переносится вовне, в громадный космический универсум: она вдохновляет в земное бытие жизнь, пульсирующую в ее собственных жилах. Одновременно поэт являет миру дольнему высшую истину» [9, 105]. Героиня обнажает свою душу-Федру, жертвует ей, чтобы зритель мог постичь этот мир, приблизиться или даже на миг соединиться с высшим миром. Значит, здесь жертвенность Федры распространяется не только на свою любовь. Это уже не просто личная трагедия героини – это философский разговор со вселенной, стремление приблизить других к единению с миром.
Стихотворения «Жалоба» и «Послание» составляют диптих «Федра», в котором мы видим Федру на пике своих чувств. Федру обуревает страсть, для неё Ипполит и любовь к нему – это вся жизнь. Она чувствует только то, что любовь сжигает её и она не в силах держать чувства в себе. Федра спрашивает себя, преступна ли её страсть:
- Олимп взропщет? (СС2, 173).
И сама же себе отвечает, что мораль придумали лишь сами люди:
Небожителей - мы - лепим! (СС2, 173).
Поэтому она решается высказать Ипполиту свои чувства, приносит их ему на суд. Второе стихотворение и представляет собой любовное письмо Федры Ипполиту. Федра говорит об их сходстве, просит его любви, надеется на его снисхождение к ней. Она смела и прямолинейна в своем признании, её любовь поглотила её всю и это подчеркивается мотивом уст в каждой строфе стихотворения, кроме пятой. В этом стихотворении страстная Федра как бы сливается с Психеей. Возникающий здесь образ Психеи говорит об истинности любви Федры, а не просто о страсти. Она счастлива в своей любви и несчастна в предчувствии того как к ней отнесётся Ипполит. Сложность и противоречивость чувств Федры делает этот образ сложным и неоднозначным, но в понимании Цветаевой Федра обладает главным – сильной и страстной душой, велению которой Федра и покоряется.
У Еврипида и Овидия центральное чувство, которое испытывает героиня, кроме любви,- это чувство стыда. У Овидия читаем:
qua licet et sequitur, pudor est miscendus amori;
(Стыд за любовью идет и, где можно, ее умеряет.) (177).
Анненский в своей статье о трагедии Еврипида отмечает: «Страдания Федры принимают все формы, проходят все фазисы стыда, от первой, еще гордой и незаметной для глаза борьбы со вспыхнувшим желанием, до судорожных движений руки, которая вяжет петлю» [1, 14].
Федра античных авторов осознает преступность своих чувств к пасынку. Цветаева же утверждает, что любовь сама по себе не может подвергаться суду. Федра в своей любви беззащитна перед всем миром, готовым её осудить и это вызывает сочувствие автора. У Овидия же наоборот, Федра подчеркивает, что их с Ипполитом никто не осудит.
Кроме того, у Овидия Федра восхищается Ипполитом и подражает ему.
У Овидия:
iudicium subsequor ipsa tuum.
(ведь во всем я подражаю тебе.) (177).
Так же и у Цветаевой Федра восклицает:
… Я наездниица тоже! (СС2, 172).
У Овидия и Цветаевой Федра просит всего лишь прочитать её письмо, так как только таким образом она может повлиять на чувства Ипполита. В письме она пытается выразить всю сложную гамму своих чувств к нему, всю силу своей любви. Но в тоже время в посланиях обоих авторов Федра ждет утоления своей страсти.
Очень подробно выписан в диптихе и образ Ипполита, правда, видим мы его только глазами Федры, влюблённой в него. Федра называет его «со – общником», то есть считает, что на них лежит равная вина, если их вообще можно осудить. Ипполит отверг Федру: «Устыдись!» - но она всё равно стоит на своём. Создаётся впечатление, что Федра не сомневается в том, что Ипполит на самом деле любит её, только боится в этом признаться:
… — Сумей же! Смелей же! Нежней же! Чем
В вощаную дощечку — не смуглого ль сердца воск?! —
Ученическим стилосом знаки врезать… О пусть
Ипполитову тайну устами прочтёт твоя
Ненасытная Федра… (СС2, 174).
С одной стороны, Федра предстает как покорная, жертвенная, готовая подчиниться женщина, но с другой, – как страстная, не способная совладать со своими чувствами.
Но, в отличие от античных авторов, цветаевская Федра гораздо более стихийна, порывиста, в ней совершенно отсутствует рациональность , ярко проявляющаяся в трагедии Еврипида и послании Овидия. Страстность, чувственность, неспособность овладеть своими эмоциями Цветаева подчеркивает в Федре прерывистостью строк, обилием умолчаний (многоточия).
Если Цветаева более ориентируется на античных авторов, рисуя образ Федры, то её современники берут за основу расиновское понимание этого образа, ведь Мандельштам и Брюсов переводили трагедию Расина на русский язык, что отразилось на их творчестве. Но, в то же время, на Цветаеву оказали влияние и её современники. Так, Вяч. Иванов говорит о том, что в 1916 году между Цветаевой и Мандельштамом состоялся разговор, в котором они обсуждали, в том числе, и Федру. Это свидетельствует о том, что «для нее это была ее автобиографическая … тема» [4, 248].
Таким образом, в лирике Цветаевой Федра – чувственная и женственная героиня. Она – идеал любящей женщины, так как её любовь подлинна, а значит, чиста, безгрешна. Стихийность Федры только подчёркивает истинность её чувств, ведь, рацио и душа не совместимы.
Литература (russian)
- Анненский И. Античная трагедия/ И. Анненский // Театр Еврипида. Санкт-Петербург : Наука, 1906. – Т.1. – С. 3-21.
- Еврипид. Ипполит / Еврипид // Античная литература. Греция. Антология; сост. H.A. Федоров, В.И. Мирошенкова. — Москва : Высшая школа, 1989. — С. 415-469.
- Зубова Л.В. Поэзия Марины Цветаевой: Лингвистический аспект/ Л. В. Зубова — Ленинград : Изд.-во ЛГУ, 1989. — 263 с.
- Иванов В.В. Современность античности: "Черное солнце" Федры / В. В. Иванов // Иностранная литература. - 1997. - N1. - С.247-250.
- Овидий П. Н. Собрание сочинений: в 2 т. / П. Н. Овидий; Т.1. – Санкт-Петербург : Студиа биографика, 1994. - 511с.
- Расин Ж. Трагедии / Жан Расин; изд. подгот. Н. А. Жирмунская, Ю. Б. Корнеев. – Новосибирск : Наука, Сибирское отделение, 1977. - 428 с., - (Литературные памятники)
- Саакянц А. А. Марина Цветаева: Жизнь и творчество / А. Саакянц. - Москва : Эллис Лак, 1997. - 816 с.
- Сенека Л. А. Трагедии / Люций Анней Сенека ; изд. подгот.: С. А. Ошеров, Е. Г. Рабинович. – Москва : Ленинград, 1983. - 431 с., - (Литературные памятники).
- Хабарова Я. И. Миф о Федре в стихотворении М.Цветаевой «Занавес» / Вестник Тюменского государственного университета. Гуманитарные исследования. Humanitates. Том 1. 2015 - №3. С. 99- 112.
- Цветаева М.И. Собрание сочинений: В 7 т. / сост., подгот. текста и коммент. А.А. Саакянц, Л.А. Мнухина. – Москва : ТЕРРА; Книжная лавка – РТР , 1997–1998.