Пере П. С. Проблема самоидентификации лирического героя в творчестве Г. Экелёфа (на материале сборника «Песнь с переправы») // Филологические исследования. 2015. Т. 2, URL: http://academy.petrsu.ru/journal/article.php?id=2892. DOI: 10.15393/j100.art.2015.2892


Филологические исследования


УДК 821.113.6

Проблема самоидентификации лирического героя в творчестве Г. Экелёфа (на материале сборника «Песнь с переправы»)

Пере
   Полина Сергеевна
Петрозаводский государственный университет
Ключевые слова:
Гуннар Экелёф
шведская литература
«Песнь с переправы»
самоидентификация
экзистенциальный конфликт
Аннотация: Статья посвящена анализу проблемы самоидентификации лирического героя в сборнике шведского поэта Гуннара Экелёфа «Песнь с переправы». В работе рассматривается структура книги, смысловое и содержательное наполнение ее частей. Отмечается переходный характер, заметный отход от принципов модернизма. Структурно сборник распадается на 6 частей, каждая из которых разрабатывает свои темы и мотивы. Связующим звеном разделов является тема поиска собственного «я». Лирический герой с горечью и страхом осознает изменчивую природу человека, свою нетождественность самому себе. В череде беспрестанных изменений он примeряет к себе различные варианты самоопределения. В работе они представлены в виде ключевых формул. Между тем взаимоисключающий характер некоторых формул раскрывает остроту внутреннего конфликта лирического героя.

Текст статьи

Гуннар Экелёф – выдающийся шведский поэт, писатель и переводчик, признанный классик шведской литературы XX века. Его новаторские поэтические сборники, наряду с экспериментальными произведениями Пера Лагерквиста и бунтарской модернисткой антологией пяти молодых писателей (Эрика Асклунда, Юзефа Чельгрена, Артура Лундквиста, Харри Мартинсона и Густава Сандгрена), проложили дорогу шведскому модернизму. Смелые эксперименты в языке, стиле и форме были отмечены не только читателями, но и Шведской Академией, членом которой Г. Экелёфу выпала честь стать в 1958 году.  

Вклад Г. Экелёфа в шведскую и мировую литературы был высоко оценен уже современниками, исследование его творчества ведет свою историю с середины сороковых годов XX века. Автор и сам сознательно старался привлечь исследовательский интерес к своему творчеству, направлять его и снабжать данными для анализа. В частности, Г. Экелёф комментировал свои произведения в автобиографии 1971 года, выступлениях на радио и телевидении. Новая волна исследовательского интереса к личности и литературному наследию Г. Экелёфа приходится на рубеж XX – XXI веков, когда в ожидании нового столетия экзистенциальные поиски поэта зазвучали особенно актуально.

Среди ученых, занимавшихся изучением его творчества, следует особо выделить Рейдара Экнера Андерса Ульссонa, Андерса Мортенсена и Карла Улова Соммара.

Сборник «Песнь с переправы», ставший объектом настоящего исследования, был издан в 1941 году. Сам автор расценивал его как «личный прорыв» [6; 29]1. Новое творение Г. Экелёфа не осталось без внимания, однако, вызвало неожиданно противоречивые отзывы. Большинство рецензий, вышедших в ноябре-декабре 1941 года, где отмечалась новая техника письма молодого поэта, объективная, резкая и демонстративно прямая, психологизм и интеллектуальность лирики, отнюдь не вменяли эти особенности в бесспорное достоинство нового творения Г. Экелёфа. Критики, представлявшие такие периодические издания, как «Стокхольмс-Тиднинген» («Stockholms-Tidningen») и «Свенска дагбладет» («Svenska Dagbladet»), сошлись на мысли, что за абстрактной интеллектуальностью и философскими декларациями поэта теряется смысл произведений. В своих рецензиях они деликатно намекают на то, что автору, возможно, следовало изложить свои соображения в прозаическом трактате, так как «мало что в книге можно назвать поэзией» [12; 37].

Наибольшие разногласия вызывало содержание авторского комментария, предпосланного сборнику, в котором Экелёф, желая исключить неправильные трактовки выражений и образов, указывает на то, что он не имеет ничего общего с «современным дефаитизмом». Поэт отмечает необходимость держаться на расстоянии от всех форм «тоталитарного наркоза», а также от «легко доставшегося чувства безопасности и надежды» [3; 87], на что публика, задетая в своих национальных чувствах, реагировала часто достаточно резко.

Ряд других рецензентов, к примеру таких, как Стиг Альгрен (ежемесячная газета «Арбетет» («Аrbetet») и Карл Рагнар Гиеров (ежедневная газета «Нюа даглигт алеханда» («Nya dagligt allehanda»), утверждали, что мотивы, принципы работы (трагическая нехватка веры, упрямые поиски правды, стремление изменять способ письма от стихотворения к стихотворению) и техника в целом напоминают позднего Элиота. При этом связь поэтов толковалась в положительном ключе: преемственностью творчества авторов, наставнической помощью, позволившей Г. Экелёфу освободиться от бессмысленных целей и форм, в результате чего молодой шведский поэт получил «дистиллированную лирику» [5; 646]. Ясность и простоту лексического строя сборника называли даже «новой тактикой» автора, настойчиво упрощающего язык своих «спартанских» стихотворений, где многое хотя и не называется прямо и скрывается за стройными строчками, но вполне угадывается и домысливается читателями [5; 646].

Таким образом, реакцию читателей сложно назвать единодушно положительной – от Г. Экелёфа ожидали совсем иного. Его первые модернистские сборники 1930-х годов – «самоубийственная», по словам самого автора, шокировавшая широкие круги книга «опоздавшая на землю» (“sent på jorden”) и благосклонно принятые «Посвящение» (“Dedikation”) и «Печаль и звезда» (“Sorgen och stjärnan”) – прославили его как поэта шведского модернизма. Несмотря на тягу к экспериментам, двухлетнюю редакторскую деятельность в модернистком журнале «Спектрум» («Spektrum»), приобретенную литературную известность, начиная со второй половины 1930-х годов, Г. Экелёф отходит от принципов модернистской поэзии и находится в поиске новой эстетики. Чуждый гипертрофированному современному его эпохе оптимизму поэт обращает свой взор к несправедливой и жестокой действительности. Закономерным итогом этих тяжелых впечатлений и философских исканий стал сборник «Песнь с переправы».

В новом сборнике Г. Экелёф концентрирует внимание на внутреннем мире личности. Тема одиночества и абсурдности жизни, безотчетный страх и тревога, ощущение приближающейся катастрофы сближают сборник «Песнь с переправы» с идеологией шведского литературного движения 1940-х годов («fyrtiotalism»). Г. Экелёфа, как и писателей-современников, волнуют частные индивидуальные человеческие проблемы, их интересует отдельный человек, оказавшийся бессильным перед неведомыми законами вселенной.

Структурной особенностью сборника является деление на 6 частей, каждая из которых имеет свое заглавие:

1) «Песнь с переправы» («Färjesång»);

2) «Бери и пиши» («Tag ock skriv»);

3) «Вариации» («Variationer»);

4) «Примеры» («Exempel»);

5) «Этюды» («Etyder»);

6) «Фуга» («Fuga»).

Наименование частей перекликается с темами и мотивами, которые разрабатываются в каждом из разделов.

Открывает сборник часть и одноименное стихотворение «Песнь с переправы» («Färjesång»), которое можно считать программным. Оно вводит читателя в поэтический мир, созданный Г. Экелёфом, обозначает координаты пространства, в котором происходят события, намечает ключевые философские проблемы.

Вторая часть «Бери и пиши» («Tag ock skriv») состоит из одного стихотворения, включающего 5 фрагментов, и представляет собой размышления лирического героя о человеке, его силе и слабости («Hur sällan mänskan har makt/ att avstå makt!/ Как редко человек имеет власть отказаться от власти!» [3; 16]), духовной жизни, вдохновении и творчестве, тайной движущей силе человека: 

Det finns ingen annan styrka än inre styrka

och den kommer utifrån,

från det gåtfulla något som rör sig där uppe <…>. [3; 17]

Нет другой силы, кроме как внутренней,

и она исходит извне,

из чего-то загадочного, что движется там наверху <…>.

 Часть третья «Вариации» («Variationer») развивает темы, заявленные в программном стихотворении, расставляет новые идейные акценты. Появляется тема относительности истины, условности выдуманных человеком категорий: «Alla sanningars och lögners relativitet.»/ «Всех правд и неправд относительность.» [3; 29], третьей стороны жизни человека («på den tredje sidan av livet» [3; 31], вводится категория нечетности («det är de udda» [3; 30]:

Livets mening:

Att inför döden söka en mening åt livet <…>. [3; 36]

Смысл жизни –

перед смертью искать смысл жизни <…>.

 Четвертая часть иллюстрирует ранее заявленные темы и их вариации, подкрепляя их новыми образами и смыслами, о чем и говорит название раздела «Примеры» («Exempel»). Автор заявляет, что человек не может быть доволен монохромным черно-белым миром. Нужно стремиться распознать смысл бытия и отыскать истину. Но это возможно лишь в одиночестве. Только освободившись от привязанностей и внешних раздражителей, человек может осознать что-то важное:

Jag tror på ensamma människan,

på henne som vandrar ensam <…>.[3; 38]

Я верю в одинокого человека,

в того, что бродит в одиночестве <…>.

 Пятая часть «Этюды» («Etyder») переносит читателя на тихий ночной берег. На этом фоне особенно пронзительно звучат обращения лирического героя к луне, Богу, ночному холоду. Взор лирического героя стремится проникнуть вглубь, обобщить суждения о человечестве и душе отдельного индивида, понять, что же кроется в нем:

En värld är varje människa, befolkad

av blinda varelser i dunkelt uppror

mot jaget konung som härskar över <…>. [3; 67]

Каждый человек – мир, населенный

слепыми существами, что в мрачном мятеже

против «я-властелина», царствующего над ними <…>.

 «Фугу» («Fuga»), заключительную часть, составляют два широко известных стихотворения – «Меланхолия» («Melancholia») и «Эйфория» («Еufori»). В музыковедении фуга – сложная полифоническая форма, основанная на многократном повторении тем в разных голосах. Так и Г. Экелёф концентрирует в последних стихотворениях сборника все свои темы и мотивы, ставя окончательную точку в их развитии. В этой части лирический герой предстает путешественником, набирающимся сил перед долгой неизведанной дорогой.

Тема самоопределения проходит красной нитью через весь сборник, она связывает воедино все части книги. Одним из ключевых произведений сборника, раскрывающих проблему самоидентификации лирического героя, является стихотворение «Песнь с переправы». Уже первая его строфа намечает мрачный хронотоп всего текста: лирический герой вместе с другими странниками переправляется ночью в лодке Харона – старца, известного по древнегреческим мифам. У всех – монетка под языком с двумя сторонами. Их лирический герой обозначает как Смерть и Покой:

Vi är alla i samma natt

Vi är alla i samma båt

Vi trycker alla samma obol med tungan mot gommen

– liksom ett myntat ord:

Det ordet är Död.

Så kallt var ta det i mun.

Det ordet är Frid.

Så varmt att känna dess bild,

dess silverne konungs bild <…>. [3; 11]

Мы все в – одной ночи,

Мы все в – одной ладье,

Один и тот же обол мы прижимаем языком к нёбу,

как и вычеканенное слово:

Это слово – Смерть.

Холодно было брать его в рот.

Это слово — Покой.

Так тепло чувствовать его изображение,

его серебряное изображение короля <…>.

 Во второй строфе взгляд лирического героя простирается дальше:«Мы все – с одной земли»[3; 11]. Все обитатели земли окажутся в этой лодке, так как на всех «печать» смерти. Естественным перед лицом неминуемой гибели является вопрос, в чем собственно заключается смысл существования, прочтет ли кто-то письмо, сценарий, который каждый из нас создает на протяжении жизни: «Кто прочтет мое письмо?» [3; 11]. Есть ли вообще читатель у этого сценария? Во имя кого и чего он создавался? В последней строфе лирический герой обращается к своему адресату, в существование которого все-таки верит:

О evige Korrespondent!

Så lägg det på elden

om du är trött på vårt pränt <…>. [3; 12]

О вечный Корреспондент!

брось их в огонь,

если ты устал от наших писаний <…>.

 Ответ на вопрос: кто я? оказывается в этом стихотворении малоутешительным: «Jag är en absolut onyttig människa / Я абсолютно бесполезный человек» [3; 56].

Здесь и сейчас, в лодке Харона, он чувствует леденящий холод смерти и приятное тепло свободы. О том, что смерть тоже подарит ему свободу, лирический герой не задумывается, для него смерть – конец жизни, предел, край, дальше которого его мысль не заходит.

Тесно связанной с проблемой самоопределения оказывается проблема поиска идеала. В стихотворениях «Enquete»2 и «Когда жизнь перестанет быть для меня искушением» («När livet upphört vara mig till frestelse»), герой приходит к пониманию своего эталона – свободомыслящей личности, независимой от внешних обстоятельств и поступков окружающих, от каких бы то ни было обязательств перед людьми или институтами власти и религии и способной наслаждаться собственным существованием в мире, несмотря на его трагичность и абсурдность. Пока лирический герой не принадлежит к этому новому типу свободных от условностей и смелых людей. Его внутренний мир переполнен эмоциями и переживаниями.

Еще одной попыткой дать себе определение является осознание лирическим героем себя как «чего-то третьего». Так, в стихотворении«Одиночка мертв» («Den enskilde är död») лирический герой говорит:

 … Ett tredje,

någonting mitt emellan, ändå ett namnlöst utanför <…>. [3; 49]

 … Третье,

что-то посередине, и все же безымянное «вне» <…>.

 «Третье» словно «союз в предложении» («bindeord i mening») [3; 49]. Лирический герой ощущает себя этим связующим звеном между людьми. Он, сам того не желая, чувствителен ко всему, что происходит вокруг и с горечью замечает, что «в некоторых предложениях союз не имеет значения».

В другом важном для развития этой темы стихотворении «Категории» («Kategorier») герой осознает, что смысловое наполнение «третьего» неизменно ускользает от него. Как идентифицировать это нечто пограничное, находящееся на пересечении контрастов? Человеку невозможно дать однозначного определения. Он непостоянен, имеет множество обличий, его суть составляют противоположности и немыслимые противоречия:

En människa är aldrig homogen:

Hon är sitt första och sitt andra,

på en gång! Inte i tur och ordning.

Hon är sitt tredje och tallösa <…>. [3; 33]

Человек всегда не однороден:

Он и одно, и другое

одновременно! Не по очереди.

Он – третье и бесчисленное <…>.

 Человек оказывается бесконечен в своих проявлениях, его невозможно постичь и запрятать в затвердевшую форму. Он непознаваем и непонятен самому себе. Его «я» затерялось в бесконечных метаморфозах. Между тем он не оставляет надежды постичь себя. Так, в критическую минуту опасности, сорвавшей с героя все обыденные маски, он находит в себе силы быть самим собой. Об этом говорится в эпизоде из стихотворения «О, святая смерть («O, heliga död»), разворачивающемся в пещере одноглазого циклопа Полифема. Жестокий циклоп ходит поблизости, раздувает огонь, ревет и рвет спутников Одиссея – вот она действительность, «здесь и сейчас», пишет автор. Герою нужно решиться действовать, иначе исход окажется плачевным. Не стоит прятаться за «покров» ценности человека или в «сундук религии» [3; 36]. В данный момент герой находит в себе силы крикнуть: «Я это Я» [3; 37]. В настоящем сиюминутном он пришел к осознанию своей индивидуальности. Но в сущности своей это драгоценное знание не окончательно, ведь мгновение нельзя остановить, как и законсервировать момент осознанности. Человеку необходимо беспрестанно его достигать, и каждый раз оно будет новым.

Итак,в центре внимания поэта в сборнике «Песнь с переправы» оказывается личность, страдающая и ищущая истину в иллюзорном мире, стоящая перед развернувшейся в ее душе бездной непонимания своей цели и смысла пребывания на земле, самого себя и действительности. Исследуя возможные варианты самоопределения лирического героя в стихотворениях сборника, мы выделили несколько ключевых формул, фиксирующих их: «я – искатель», «я – нечто третье», «я – одиночка», «я – ничто». Глубокий экзистенциальный конфликт выражают также, казалось бы, взаимоисключающие формулы «я – творец» и «я – марионетка». И только в миге, когда перед глазами разверзается пропасть, действенными оказываются определения «я – это я» и «я – это личность».

* Статья подготовлена в рамках реализации комплекса мероприятий Программы стратегического развития Петрозаводского государственного университета на 2012—2016 годы.

1 Здесь и далее приводится перевод со шведского языка, выполненный автором статьи.

2 С фр. «расследование».

Литература (russian)

  1. Algulin I. Bengt Langren, Polyederns gåta. En introduktion till Gunnar Ekelöfs Färjesång/ I. Algulin //Övriga recensitioner. - 1999. s. 225 – 226.

  2. Ekelöf G. En självbiografi / G.Ekelöf. Stockholm: Bonnierförlagen, 2007. 320 s.

  3. Ekelöf G. Färjesång/ G. Ekelöf. Stockholm: Bonniers, 1941. 87 s.

  4. Ekner R. Gunnar Ekelöf : Skrifter : Register/ R.Ekner. Stockholm: Bonniers, 1993. 113 s.

  5. Lundkvist A.Sång för att leva bättre. Recensioner, 1941. s. 646 – 647.

  6. Mortensen A.Tradition och originalitet hos Gunnar Ekelöf. Stockholm, 2000. 488 s.

  7. Olsson A. Gunnar Ekelöf/ A. Olsson. Stockholm: Natur och kultur, 1999. 150 s.

  8. Sommar C. O. Gunnar Ekelöf: Dikter och prosastycken / C. O. Sommar. Stockholm: Albert bonnies förlag, 1990. 386 s.

  9. Sommar C. Ol. Gunnar Ekelöf – En biografi/ C. O. Sommar. Stockholm: Bonniers, 1991. 633 s.

  10. Ahlgren S. Nya diktsamlingar// Arbetet, 1941, 23/ 10. Режим доступа: http://www.ekelut.dk/ekeloifiana/E_1941_Arb.pdf (дата обращения 23 июня 2015).

  11. Gierow K. R. Ankargrund och färjesång// Nya dagligt allehanda, 1941, 28/10. Режим доступа: http://www.ekelut.dk/ekeloifiana/E_1941_NDA.pdf (дата обращения 23 июня 2015).

  12. Selander S. Nya diktsamlingar// Svenska Dagbladet, 1941, 2/12.
    Режим доступа: http://www.ekelut.dk/ekeloifiana/E_1941_SvD.pdf (дата обращения 23 июня 2015).

  13. Silverstolpe G.M. Lyrik i höstfloden// Stockholms – tidningen, 1941, 30/10. Режим доступа: http://www.ekelut.dk/ekeloifiana/E_1941_ST.pdf (дата обращения 23 июня 2015).

 




Просмотров: 3942; Скачиваний: 4;