Текст статьи
Конец XIX века ознаменован яркими и быстроразвивающимися событиями. Особенности этой эпохи можно смело сопоставить с современными тенденциями, в чем и заключается актуальность исследуемой темы. Любые события социального характера отражались в литературе и прессе. Зачастую произведения Ф. М. Достоевского вызывают недоумение, и толкование его произведений вызывает массу мифов и предположений, тогда как все ключи к его произведениям кроются в рассуждениях самого автора. Ключом к пониманию фантастического рассказа «Кроткая» является прямая связь реального события с художественным осмыслением через публицистику.
Тема самоубийства немало волновала Федора Михайловича Достоевского, он не раз затрагивал вопрос о возможности оправдания данного явления. Достаточно часто эти вопросы предлагались Ф. М. Достоевским к размышлению в 1876 году в номерах «Дневника Писателя». Первая же статья «Вместо предисловия о Большой и Малой Медведицах, о молитве великого Гёте и вообще о дурных привычках» была посвящена нравам молодого поколения. Ф. М. Достоевский горячо осуждал молодых людей, решивших покончить с собой: «Уверяют печатно, что это у них от того, что они много думают. "Думает-думает про себя, да вдруг где-нибудь и вынырнет, и именно там, где наметил". Я убежден, напротив, что он вовсе ничего не думает, что он решительно не в силах составить понятие, до дикости неразвит, и если чего захочет, то утробно, а не сознательно...» [2, 1]. Автор приводит в пример юного Вертера – героя произведения И.В. Гёте «Страдания юного Вертера», в котором юноша принимает решение уйти из жизни, больше не имея сил испытывать мучения от неразделенной любви. Здесь автор отмечает романтичность и мотивированность самоубийства, указывает на «простительность» принятого героем решения. Г. Чхартишвили отметил, что в представлении Достоевского самоубийства «бывают простительными и непростительными. попытка самоубийства, а то и само самоубийство может быть путем к спасению. даже "непростительные" самоубийцы заслуживают молитвы, а стало быть, для их душ остается надежда». [6, 104]. Людям, совершившим «простительное самоубийство» Достоевский сочувствовал и жалел их. Подобные случаи описаны в главах «Дневника Писателя» 1876 года («Одна несоответствующая идея», «Приговор», «Два самоубийства» и др.). Непростительным Достоевский считает самоубийство от скуки («Два самоубийства»), от гордости («Вместо предисловия о Большой и Малой Медведицах…») и от того, что «...вовсе ничего не думают» [2, 1].
Ф. М. Достоевский – гениальный художник. Он переосмыслил самоубийство от безысходности в рассказе «Кроткая». Прототипом главной героини стала Марья Борисова. В газете «Новое время» от 3 октября 1876 года была опубликована заметка: «Въ двѣнадцатомъ часу дня, 30-го сентября, изъ окна мансарды шести-этажнаго дома Овсянникова, № 20, по Галерной улицѣ выбросилась прiѣхавшая изъ Москвы швея Марья Борисова. Борисова прiѣхала изъ Москвы не имѣя здѣсь никакихъ родственниковъ, занималась поденною работой и послѣднее время жаловалась на то, что трудъ ея скудно оплачивается, а средства привезенныя изъ Москвы выходятъ, поэтому страшилась за будущее. 30-го сентября она жаловалась на головную боль, потомъ сѣла пить чай, съ калачемъ, въ это время хозяйка пошла на рынокъ и едва успѣла спуститься съ лѣстницы, какъ на дворъ полетѣли обломки стеколъ, затѣмъ упала и сама Борисова. Жильцы противоположнаго флигеля видѣли, какъ Борисова разбила два стекла въ рамѣ и ногами впередъ вылѣзла на крышу, перекрестилась и съ образомъ въ рукахъ бросилась внизъ, образъ этотъ былъ ликъ Божiей Матери – благословенiе ея родителей. Борисова была поднята въ безчувственномъ состоянiи и отправлена въ больницу, гдѣ черезъ нѣсколько минутъ умерла» [4]. Достоевский впервые упоминает этот случай в статье «Два самоубийства», где сопоставляет гибель Надежды Писаревой и Марьи Борисовой с нравственной точки зрения: «Но какія, однакоже, два разныя созданія, точно обѣ съ двухъ разныхъ планетъ! И какія двѣ разныя смерти! А которая изъ этихъ душъ больше мучилась на землѣ, если только приличенъ и позволителенъ такой праздный вопросъ?» [2, 259]. Больше всего обратил на себя внимание публициста образ Божьей Матери, с которым погибла Марья Борисова. Достоевский отмечает: «Этотъ образъ въ рукахъ – странная и неслыханная еще въ самоубійствѣ черта! Это ужь какое-то кроткое, смиренное самоубійство» [Там же].
Л. П. Гроссман, опираясь на дневниковые записи писателя, отмечает, что схематичное представление о рассказе и его основной сюжет Достоевский задумал гораздо раньше: «Еще в 1869 году Достоевский набросал план рассказа на редкую для него тему – о семейном раздоре и разрыве. Ряд мотивов здесь уже возвещал новеллу 1876 года. Приведем главные из них:
"После библии зарезал (тип подпольный, не перенесший ревности). Вдовец, 1-я жена умерла. Нашел и выбрал сиротку нарочно, чтобы было спокойнее. Сам настоящий подпольный, в жизни щелчки. Озлился. Безмерное тщеславие... Жена не может не заметить, что он образован, потом увидела, что не очень, всякая насмешка (а он все принимает за насмешку) раздражает его, мнителен. Как увидел, что она не думает смеяться, ужасно рад. В театр и в собрание по разу...
...Вынес муки. Поссорился с гостем, обращавшимся с ним свысока. Любовника в доме на дворе, из окна в окошко, выследил. Подслушивает свидание. Выносит при жене пощечину...
Одно время даже затеялась у него с женой настоящая любовь. Но он надорвал ее сердце"» [1, 512].
Таким образом, новость о гибели Марьи Борисовой, которая произвела на Достоевского впечатление, позволила автору дополнить уже задуманный сюжет рассказа яркими деталями и драматичными образами.
В статье «Два самоубийства» Достоевский указывает главные черты будущего произведения: вина перед погибшей («…Обо иныхъ вещахъ, какъ онѣ съ виду ни просты, долго не перестается думать, какъ-то мерещится, и даже точно вы въ нихъ виноваты…»), причина самоубийства («…Тутъ даже, видимо не было никакого ропота или попрека: просто – стало нельзя жить, "Богъ не захотѣлъ" и – умерла, помолившись…»), и, по всей видимости, именно эти мысли были разработаны впоследствии в рассказе «Кроткая». В предисловии к фантастическому рассказу Достоевский указывает причину выбора такого жанра. Публицист отмечает, что хоть рассказ и назван фантастическим, сам он считает события вполне реальными. Фантастика в данном рассказе заключается в косвенном присутствии стенографа: «Вотъ это предположеніе о записавшемъ все стенографѣ (послѣ котораго я обдѣлалъ бы записанное) и есть то, что я называю въ этомъ разсказѣ фантастическимъ» [2, 279]. Исследователь В. А. Туниманов выдвигает предположение, опираясь на подготовительные материалы Достоевского, что именно такую форму повествования – монологическую речь, обращенную к невидимым слушателям, – Достоевский выбирает под влиянием творчества Шекспира: «Возможно, именно Шекспир "подсказал" Достоевскому форму исповедального монолога героя, речь, обращенную к миру, к невидимым слушателям. Сбивающаяся, мечущаяся в поисках оправдания и истины речь офицера-ростовщика сродни монологам Отелло в последнем акте трагедии Шекспира, а также монологу Ричарда III в одноименной хронике, где герой-злодей с предельной искренностью, отметая жалкие оправдания, выносит себе смертный приговор» [5, 529]. Помимо соотнесения персонажа Достоевского с героем Шекспира, исследователь предлагает к рассмотрению и Жана Вальжана из романа В. Гюго «Отверженные», а также ряд других персонажей, сходных своими чертами с повествователем-ростовщиком [5, 527–528].
Мысль об эволюции характера главного героя была у Достоевского еще при написания статьи «Два самоубийства», в начале которой публицист отмечает две «крайности»: «Для инаго наблюдателя всѣ явленія жизни проходятъ въ самой трогательной простотѣ, и до того понятны, что и думать не о чемъ, смотрѣть даже не на что и не стоитъ. Другаго же наблюдателя тѣ-же самыя явленія до того иной разъ озаботятъ, что (случается даже и нерѣдко) – не въ силахъ наконецъ ихъ обобщить и упростить, вытянуть въ прямую линію и на томъ успокоиться, – онъ прибѣгаетъ къ другаго рода упрощенію и, просто за просто сажаетъ себѣ пулю въ лобъ, чтобъ погасить свой измученный умъ вмѣстѣ со всѣми вопросами разомъ. Это только двѣ противуположности, но между ними помѣщается весь наличный смыслъ человѣческій» [2, 258]. В рассказе обрисованы два ярких характера. Первый – характер «Кроткой», на мысли, мотивацию поведения и поступков которой автор только указывает. Достоевский-художник намного тоньше и правдивее описывает то, чем руководствовалась героиня, чем Достоевский-публицист: она не «прибѣгаетъ къ другаго рода упрощенію», она не находит другого выхода. Здесь ярко вырисовывается тот самый характер Марьи Борисовой, который Достоевский оправдывал и которому сочувствовал в статье «Два самоубийства». Второй яркий характер – главный герой рассказа, который относится к типу людей, обеспокоенных происходящими событиями, он как раз «въ силахъ наконецъ ихъ обобщить и упростить, вытянуть въ прямую линію и на томъ успокоиться». Герой пытается привести мысли в порядок: «Онъ ходитъ по своимъ комнатамъ и старается осмыслить случившееся, собрать свои мысли въ точку» [2, 278]. Именно этот процесс «собирания мыслей в точку» в мельчайших подробностях описывает автор.
Таким образом, фантастический рассказ «Кроткая» и публицистика Ф. М. Достоевского, посвященная теме самоубийства, находятся в тесной связи во множестве аспектов. Внимательность и сострадание Достоевского к происшествиям, самоубийствам и чужим трагедиям, выражавшиеся в публицистике, помогли автору создать драматичное и глубокое произведение, актуальное и по сей день.
* Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта «Проблемы текстологии публицистики Достоевского (1873–1881)» № 18-012-90029.
Литература (russian)
- Гроссман, Л. П. Достоевский / Л. П. Гроссман. – М.: Молодая гвардия, 1965. – 605 с.
- Достоевскiй, Ѳ. М. Дневникъ Писателя за 1876 г. / Ф. М. Достоевский. – СПб., 1877. – 336 с.
- Михновец, Н. Г. Кроткая [Комментарий] / Н. Г. Михновец // Достоевский: Сочинения, письма, документы: словарь-справочник. – СПб.: Пушкинский Дом, 2008. – С. 116–121.
- Новое время. – 1876. – 3 (15) окт. – № 215.
- Туниманов, В. А. «Кроткая» Достоевского и «Крейцерова Соната» Толстого (Две исповеди) / В. А. Туниманов // Русская литература. – 1999. – № 1. – С. 53 ̶ 88.
- Чхартишвили, Г. Писатель и самоубийство / Г. Чхартишвили. – 2013 [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://culture.wikireading.ru/33380.
Литература (english)
* Acknowledgments: The reported study was funded by RFBR, project number 18-012-90029.
- Grossman L. P. Dostoevsky. Moscow, Molodaya gvardiya Publ., 1965. 605 p. (In Russ.)
- Dostoyevskiy F. M. Dnevnik Pisatelya za 1876 g. [Writer's Diary for 1876]. St. Petersburg, 1877. 336 p. (In Russ.)
- Mikhnovets N. G. Krotkaya [Comment]. In: Dostoyevskiy: Sochineniya, pis’ma, dokumenty: slovar’-spravochnik. St. Petersburg, Pushkinskiy Dom Publ., pp. 116–121. (In Russ.)
- Novoye vremya, 1876, 3 (15) Oktober, no. 215. (In Russ.)
- Tunimanov V. A. «The Meek» of Dostoevsky and «The Kreutzer Sonata» of Tolstoy (Two Confessions). In: Russkaya literatura. 1999, no. 1, pp. 53 ̶ 88. (In Russ.)
- Chkhartishvili G. Pisatel’ i samoubiystvo [Writer and Suicide]. Available at : https://culture.wikireading.ru/33380.